— А ну, хватит! — топнула ногой госпожа и тут же зашипела от боли.
Отскочившие друг от дружки служанки наперебой заголосили.
— Заткнитесь! — замахала кулачками хозяйка. — А то прикажу выпороть! Обеих!
Решив лишний раз показать бывшей танцовщице свое неудовольствие, Анукрис первую выслушала Самхию, а уже потом её.
— Я не стану никого наказывать, — буркнула госпожа. — Мерисид, помоги мне вымыться, там и потолкуем.
Вернувшись в комнату, она достала из тайника за кроватью три золотых перстня и, спрятав их под юбкой, направилась в ванную, где уже ждала старшая служанка.
— Вот возьми.
— Благодарю, госпожа, — поклонилась Мерисид.
Анукрис встала в ванную.
— Ой, как ты сильно упала ночью, госпожа, — посочувствовала ей служанка, поливая на плечи из медного кувшина.
— Я забыла сказать еще кое-что, — госпожа зажмурилась, подставляя лицо под струю теплой воды.
— Слушаю?
— Тебя еще привечают в храме Сета?
— Да, госпожа, — насторожилась Мерисид.
— Алекс просил узнать, где жрецы держат посох Тусета.
Бывшая танцовщица задумалась.
— Скорее всего, в комнате отдохновения, там хранится все необходимое для богослужения, — осторожно предположила она. — Вряд ли его уберут в сокровищницу.
— Вот ты и выясни! — настойчиво повторила Анукрис.
— Алекс хочет ограбить храм! — испуганно зашептала Мерисид.
— Он просил тебя узнать, где посох Тусета, — раздраженно проговорила госпожа. — А что он хочет делать, сама спроси у него.
— Когда, госпожа?
— Как купишь все и узнаешь, — молодая женщина отстранила её руку с кувшином. — Подай полотенце.
Ночь окутала Абидос, принеся с Лаума долгожданную прохладу измученному жарой городу. Яркая россыпь, сиявшая на темно-синем, почти черном небе, медленно поворачивалась вокруг «гвоздя Горна» единственной звезды, всегда остававшейся на своем месте. Подросшая луна любовалась собой в широком зеркале Великой реки. Тишина и покой воцарились на земле. Спали земледельцы, писцы, ремесленники, жрецы и вельможи. Кто на крыше, подстелив дырявую циновку, кто на роскошных кроватях из драгоценного дерева, украшенных резьбой и слоновой костью. Только недремлющая храмовая стража охраняла покой божьих домов и обширных кладбищ, да мождеи парами обходили погруженные в сон улицы города, освещая себе путь факелами.
Вроде бы все как всегда. Но многое изменилось в Абидосе за дни, прошедшие после обретения храмом Сета Бронзовой книги. Мождеи, раньше коротавшие скучные дежурства за рассказами о любовных подвигах, веселых попойках или успехах детей, теперь сменили темы ночных разговоров. Стали жаловаться друг другу на тяжелую службу, скудность жалованья, на бесконечные и несправедливые придирки начальства, которое в последнее время просто сбесилось, требуя с подчиненных вернуть в город спокойствие и порядок.
Как будто сами стражники устраивают эти убийства и ограбления. А тут еще колдун, который вместо того, чтобы давно кормить крокодилов в Лауме, сидит, посиживает в городской тюрьме. Многие мождеи искренне полагали, что именно черное волшебство бывшего второго пророка храма Сета стало причиной появления в Абидосе шайки неуловимых грабителей — укров, превратившее их ранее спокойную службу в сплошную нервотрепку.
Неудивительно, что имя Моотфу среди подчиненных старшего мождея понемногу становилось синонимом слова «дерьмо». Вот только самому начальнику от этого было ни жарко, ни холодно. Он продолжал наслаждаться жизнью, не зная, что неприятности уже стучатся в калитку его усадьбы.
Пожилой, угрюмый привратник, напоминавший вставшего на задние лапы бегемота, открыл маленькое окошечко.
— Кто здесь?
С той стороны ворот нервно переминался молодой стражник.
— Открывай!
— Чего надо? — прорычал слуга.
— Господина Моотфу, — молодой человек вытер губы рукой с зажатым в ней почти погасшим факелом.
— Сдурел? — обалдел от такой наглости привратник. — Ночь на дворе.
— Небубиса убили! — вскричал мождей. — Тюремного сторожа.
— Великие боги! — охнул слуга, торопливо отодвигая засов.
— Меня Мирсеб послал, — парень проскочил во двор. — Мы шли рядом по улице, услышали шум в тюрьме. Прибежали: дверь открыта, узники кричат, а Небубис мертвый валяется.
— Пойду, разбужу слуг, — качая головой, привратник тяжело зашагал к дому. — А ты тут постой.
Послышались взволнованные голоса, в крошечных окнах замелькали огоньки. Молодой мождей, тяжело выдохнув, сел на землю. Скоро до него донесся львиный рык разгневанного Моотфу.
— Где он?
Стражник вскочил, отряхивая юбку.
— Сюда иди, я сказал!
Глава городской стражи торопливо одевался. Один слуга мыл его ноги, второй поправлял парик, третий оборачивал вокруг могучих бедер ослепительно белую юбку.
— Когда убили Небубиса? — резко спросил Моотфу, одевая широкий золотой браслет с львиными мордами.
— Не знаю, господин, — растерянно пожал плечами мождей. — Как тело нашли, Мирсеб меня сразу к вам послал.
— Что говорят узники?
— Не знаю, господин, — еще ниже склонился парень.
— А что ты вообще знаешь, болван? — рявкнул Моотфу и, расшвыривая слуг, двинулся к выходу столь стремительно, что посланец едва успел отойти в сторону, освобождая проход разгневанному начальству.
Двое вооруженных слуг с факелами присоединились к ним во дворе. Чуть поостыв, старший мождей вновь окликнул молодого человека, тащившегося в хвосте процессии, растянувшейся вдоль узкой улицы.